На титульной странице от руки было написано:

Книгу предваряло предисловие автора. Олунд начал читать.

Пер Квидинг

“Жизнь и смерть Стины”

(отрывок)

В Швеции были, и сейчас еще есть, несколько населенных пунктов с названием Витваттнет. О деревушке, в которой жила Стина Квидинг, нам известно лишь, что она была очень маленькой, всего три двора, и находилась в Емтланде. Вероятнее всего – на западе, в труднопроходимом районе, на границе с Херьедаленом и Норвегией.

Условия, в которых оказалась в 1860-х годах Стина и ее соседи, были, мягко говоря, скверными. Вот что она пишет о наблюдениях, которые ее отец вел за погодными условиями в начале неурожайного лета 1867 года:

“4 июня: два градуса мороза. Пе ходил на озеро. Лед такой толстый, что по нему могут проехать сани.

12 июня: Пе ходил посмотреть на заброшенный хутор. На болоте все еще лед. В долине снег глубиной в два локтя. В полдень около четырех градусов тепла. К вечеру снова ноль.

20 июня: снег на лугу сошел еще не полностью. Ничего не проросло. С северо-запада надвигается буря”.

О семье Стины известно не много. В дневниках она называет отца Пе, а мать – Эм. Оба они – Карл Петтер и Анна Мария Квидинг (в девичестве Мудин) – были уроженцами Евле. Отец получил высшее образование, изучал богословие и историю в Упсале, Анна Мария происходила из крестьянской семьи. Карл Петтер и Анна Мария обручились в 1850 году в церкви Святой Троицы в Евле.

Дневники Стины Квидинг трудно отнести к той или иной категории. Может быть, их уместнее назвать записными книжками или собранием неотправленных писем. На Стину явно произвела большое впечатление книга Карла Юнаса Луве Альмквиста “Драгоценности королевы”, вышедшая в 1834 году. Судя по всему, она была одной из немногих книг, имевшихся у родителей Стины. Цитатами из этой книги Стина описывает собственные чувства и мысли. Она испытывает влечение к своему ровеснику Ингару, который тоже жил в Витваттнете, и любовь эта кажется ей загадочной и необъяснимой.

Наибольший восторг вызывает у Стины центральный персонаж “Драгоценностей”, андрогин Тинтомара, в которую влюбляются и мужчины, и женщины, но которая лишена способности полюбить кого-нибудь сама.

Из контекста становится ясно, что Стина видит в Тинтомаре сверхъестественное существо – дух, ангела-хранителя или духовного двойника.

Необъяснимое и загадочное.

Совсем как любовь Стины к соседскому юноше Ингару. История, которой суждено закончиться трагедией.

Глава 22

Бергсхамра

Пилотный экземпляр книги Квидинга был датирован апрелем, то есть выпущен почти два месяца назад. Лола Юнгстранд успела прочитать его тщательнейшим образом, с множеством подчеркиваний и комментариев, записанных на полях и между строк. Поразительно, думал Олунд, листая книгу и читая страницы с загнутыми уголками.

Многие комментарии касались деревушки под названием Витваттнет. Лола, похоже, не пожалела сил, чтобы выяснить, где именно находилась эта деревня.

“Вранье”, написала она в одном месте. “Нет там никакого озера”.

На другой странице с загнутым уголком было написано: “Витваттнет в Емтланде?”, а еще на одной – “Выдумки”.

Олунд листал книгу, возвращался к уже прочитанным страницам, и у него крепло чувство, что в коротких комментариях Лолы есть что-то агрессивное. Лола словно собирала материал для рецензии, которая поставила бы под вопрос достоверность текста.

“Анахронизм”.

“Скопировано из Википедии”.

“Не похоже на язык XIX века”.

Олунд повернул книгу и стал читать, что написано на задней обложке.

Ясно. Пер Квидинг был потомком героини романа, Стины, а сама книга, как указывалось в тексте на обложке, являла собой художественно переосмысленную историю ее жизни, причем основой рассказа служили дневники Стины. Некоторые части объявлялись “аутентичными”, что бы это ни значило.

Олунд продолжил читать пометки Лолы. В одном месте – отрывке из дневника – Лола отметила один абзац и подчеркнула текст.

“Браслет из светлого металла с круглой стеклянной вставкой”, прочитал он. Рядом Лола фломастером приписала: “Наручные часы?”

Чуть ниже подчеркнутым оказался еще один отрывок.

“…коробочку размером с ладонь. С одной стороны она была черная, блестящая, с другой крепилась прозрачная крышечка”. – “Мобильный телефон?”

“Мобильный телефон в шестидесятые годы девятнадцатого века?” – подумал Олунд.

– Ну, как продвигается дело?

В гостиную вошла Жанетт, и Олунд оторвался от книги.

– Ну как сказать… Лолу, похоже, сильно интересовало вот это. – Олунд предъявил ей книгу.

– Пер Квидинг?

– Да, его новая книга. У Лолы целых три экземпляра.

– Дай-ка.

Олунд передал книгу Жанетт, и та быстро пролистала ее.

– Ты читаешь Квидинга? – спросила Жанетт, и Олунд с отсутствующим видом кивнул.

– Заберем ее с собой, проверим как следует, – решила Жанетт и закрыла книгу. – У мальчиков я ничего интересного не нашла. Остальные книги проверил?

– Еще несколько осталось. Извини, но я немножко залип.

– Ничего страшного, – сказала Жанетт, и тут из кухни вышла Оливия. В руке она держала несколько открыток.

– Вот эти – начало девяностых, – задумчиво сказала она. – От кого-то, кого звали Манне. Похоже, у Лолы с этим Манне была любовь.

Глава 23

Квартал Крунуберг

В некоторых туалетах полицейского управления было не повернуться даже людям со здоровыми руками и ногами. Именно в такой кабинке и стоял сейчас Шварц. На один костыль он опирался, а другой прислонил к стене.

Мочиться сидя было не в характере Шварца, и даже разрыв сухожилия не мог изменить его привычек. В момент, когда сухожилие разорвалось, Шварцу показалось, что ему врезали по ноге бейсбольной битой. На рентгеновском снимке пострадавшие ткани походили на измочаленный стебель ревеня.

Поскольку посещение туалета стало сопряжено с немалыми трудностями, Шварц старался терпеть до последнего, из-за чего струя вырывалась как под напором. Сначала он забавлялся тем, что пытался смыть со стенок унитаза присохшее дерьмо, оставшееся после кого-то из предыдущих посетителей, но, когда один из костылей поехал по стене, Шварц инстинктивно потянулся за ним и покачнулся. Он не упал, но моча отрикошетила от унитаза и попала на брюки и гипсовый “ботинок”. Шварц громко выругался.

Вскоре ему предстоял курс лечебной физкультуры; хотелось надеяться, что вызывающий зуд гипс можно будет снять и заменить на что-нибудь помягче. До отпуска еще пять-шесть недель прыгать на проклятых костылях, которые уже натерли ему мозоли на ладонях и под мышками. А к обычному запаху пота теперь примешивались нотки гипса, пластика и непроветренного кабинета.

Шварц спустил воду, вымыл руки и постарался как можно лучше отчистить штанину и гипс, после чего с усилием захромал по коридору, возвращаясь к ожидавшей его горе документов. Кондиционер, слава богу, работал, в отличие от предыдущих двух дней. Температура в кабинете Шварца поднялась до тридцати двух градусов, что было на шесть градусов выше, чем рекомендовано Управлением охраны труда. Этот момент Шварц, недавно заделавшийся конторской крысой, уточнил специально, после чего написал представителю Управления язвительное письмо. Теперь в кабинете было всего двадцать четыре градуса. Шварц сел за стол и открыл банку кока-колы.

Рабовладельческие замашки Жанетт нервировали его, и Шварц, чтобы показать себя с лучшей стороны, сразу после утреннего совещания засел за исследовательскую работу. Он начал с “урагана”, посвятив пару часов выяснению путей, по которым этот яд попадает из Чехии шведским фирмам, занимающимся истреблением насекомых и грызунов, а также позвонил чешскому дистрибьютору. Как выяснилось, в последние годы сообщений о списаниях и кражах яда в Швеции не поступало. Тогда Шварц занялся проверкой прошлого Лолы Юнгстранд.